Два сибирских подвига польского каменотеса, который в России стал маршалом Победы.
Ежегодная аттестация, которую проходили командиры Красной Армии, чуть было не перечеркнула служебную карьеру будущего легендарного полководца Великой Отечественной:
«Занимаемой должности не вполне соответствует. Отсутствует умение правильно распределить силы полка...»
Кавалерия из пехоты
Летом 1920 года сын машиниста Варшавско-Венской железной дороги Константин
Рокоссовский, дослужившись в революционных войсках до командира кавалерийского полка, и сам видел свои недостатки, потому и не стал опротестовывать выводы военной комиссии, хотя имел на это право как человек, прошедший две войны.
«Смелый боевик, показывающий в наступлении пример храбрости», как сказано было в предыдущих характеристиках, отличался мягкостью, покладистостью характера. Не стремился заработать «лычку в петличку», да и сослуживцы его любили. Командные должности, на которые выдвигала революция, давались нелегко: самым сложным для отважного рубаки оказалось распоряжаться людьми.
По иронии судьбы, он получил под свое начало соединение, которое в сражениях Гражданской не участвовало. Полк сколотили на скорую руку из пехоты, и это сразу бросалось в глаза. Чувствовалось: народ попал в кавалерию по недоразумению.
Красивый и стройный Рокоссовский, имевший атлетическое телосложение, накаченную мускулатуру (не зря же трудился в Варшаве каменотесом!), объехав строй, пришел в уныние. Лошади, как назло, тоже были под стать красноармейцам — половина подлежала выбраковке. Надежды на свежее пополнение почти не было: слишком тяжело молодая республика поднималась на ноги, и даже в зажиточной Сибири хозяйственную инициативу крестьянина душила продразверстка.
Первым делом Константин Константинович настоял на выводе кавполка из Иркутска. В штабе 35-й дивизии с решением боевого командира согласились: оставаться в городе без пастбищ и фуража лошади больше не могли. В двух километрах от железной дороги, в деревне Мальта, разбили лагерь. Здесь на относительно сносной кормовой базе животных спешно приводили в божеский вид.
С утра до вечера занималась и пехота, постигая основы верховой езды. Рокоссовский выбрал для обучения бойцов ускоренный вариант — старался совместить, казалось бы, все: дозоры, наступательный бой как в пешем, так и в конном строю, приемы владения холодным и стрелковым оружием, рубку лозы...
Еще в годы Первой мировой юный волонтер, которому только-только минуло восемнадцать, стал лучшим солдатом 5-го Каргопольского драгунского полка и Георгиевским кавалером, а после изнурительной «учебки» получил звание унтер-офицера.
Опыт, приобретенный в русской армии старого образца, Рокоссовский всегда ценил: он ходил в разведку за «языком», рубился с австрийскими гусарами, побеждал врага в штыковых окопных поединках — на то и позиционная война, чуждая мобильной кавалерии. Но драгуны — специфический род войск, при случае они должны умело действовать и в пешем строю. Совсем иное — сделать из окопников заправских кавалеристов.
Рокоссовский усиленно работал с доставшимся ему «человеческим материалом». Пример великого Суворова вдохновлял, и «чудо-богатыри» все-таки появились. Уже скоро полк было не узнать, а весной 1921 года состоялось его «боевое крещение». Со станции Мысовск красные конники двинулись через хребет Хамар-Дабан на границу с Монголией. Один переход чего стоил! А ведь надо было сразу же отразить возможное нападение отборных казачьих соединений барона Унгерна, который, претендуя на азиатскую гегемонию, рвался в Забайкалье. Задача Рокоссовского — нанести упреждающий удар. В районе станицы Желтуринской кавалерийское соединение красных буквально спасло от окружения части 311-го стрелкового полка. Решение Рокоссовский тогда принял незамедлительно:
— За мной, руби гадов!
Конечно, молодой командир, как и прежде, рисковал собой и, случись разбор его тактических действий, опять бы заслужил упреки вышестоящего начальства: руководить боем вовсе не значит скакать впереди эскадронов. Но ведь и принял-то он под команду еще необстрелянных бойцов, послать их в атаку и увлечь можно было только личным примером. Так и поступил Рокоссовский, наголову разбив отряд белоказаков. В седле оставался до последнего, несмотря на ранение в ногу, подтверждая хрестоматийное высказывание начдива Василия Чапаева: «Где должен быть командир? Впереди, на лихом коне!»
Дерзкий штурм батареи
За этот подвиг Реввоенсовет республики наградил Константина Константиновича вторым орденом Красного Знамени. А первый Рокоссовский получил ранее — за удачно проведенную операцию у села Вакоринского на реке Ишим. Уже в ноябре 1919 года в боях с Колчаком угадывался талантливый военачальник, отличавшийся нестандартностью в принятии решений.
Ишимский рубеж имел для отступавших армий Верховного правителя России адмирала Колчака стратегическое значение. Здесь открывалась прямая дорога на «столичный» Омск, и белые надеялись удержать удобные во всех отношениях крутые берега реки. В начале осени, когда бои шли еще на Урале, адмиралу предложили именно ишимский план обороны, где предусматривалось все, вплоть до надежной системы проволочных заграждений.
Колчак предпочел наступление. Оно хотя и привело 5-ю армию Михаила Тухачевского в замешательство, все же стало чисто временным успехом, без последующего развития. Обороны Ишима так или иначе было не избежать. И штурма укреплений — тоже, красные долго искали в позициях неприятеля слабое звено.
Конный дивизион Рокоссовского получил приказ выдвинуться ночью берегом реки. Этот эпизод в последующие годы красочно живописала советская печать:
«Начиналась пора жестоких сибирских морозов, свежий ноябрьский лед уже обуздал быстрины реки Ишим. Дивизион выбрал место для остановки. От него отделились 35 человек, тряпьем обмотали ноги коням. Повел их в разведку сам Рокоссовский. Они несколько раз переходили реку, держа коней в поводу, и были в кустах, когда услыхали крики колчаковцев...»
Противника застали врасплох. Спешившись, дивизион с гранатами ворвался в окопы, а дальше развить успех было делом техники. На рысях шли к Вакоринскому. Но тут из-за леса показался казачий полк, а еще ближе по красным разворачивалась белая батарея. Самое грамотное решение при неравенстве сил — отступить, и вряд ли бы кто-то из начальства смог обвинить командира. Но Рокоссовский выбрал атаку, и, едва прозвучал первый залп картечи, конники сразу же навалились на артиллерийские расчеты белых.
— Номера — к орудиям! Огонь по казакам! — взмахнув шашкой, скомандовал колчаковцам находчивый командир. И тут же добавил: — Останетесь живы!
Исход боя был предрешен, части 30-й дивизии устремились сюда, на захваченный Рокоссовским плацдарм, чтобы далее двигаться к Омску. Именно здесь, преследуя беспорядочные части белых, мужал и оттачивал командное мастерство полководец.
«Пользуется особой популярностью»
В 1923 году его полк признают лучшим в Сибирском военном округе. Отметят особый педагогический талант 26-летнего краснознаменца. Сжатость временного отрезка, отпущенного на закалку бойцов, — лучшее свидетельство того, как усиленно военный талант работал над собой.
«Обладает твердой волей, энергичный, решительный. Способен к проявлению полезной инициативы. Обладает лихостью, хладнокровием. По отношению к подчиненным, равно как и к себе, требователен. Заботлив. Пользуется любовью и особой популярностью. Обладает незаурядными умственными способностями, походную жизнь переносит легко», — так аттестуют в 5-й кавбригаде одного из лучших военачальников Сибирского округа. Уже под Москвой, в ранге командующего 16-й армией, Рокоссовский вновь поведет в бой сибирские полки. Более того, один из них, сформированный в Красноярске, выручит своего командарма, когда штабная «эмка» окажется буквально на волоске от немецкого плена.
Какой поворот судьбы! Сибиряки спасали Москву и пока еще генерал-майора Рокоссовского, которому 24 июня 1945 года будет суждено командовать в столице Парадом Победы.
В наши дни, когда обвинять в жестокости полководцев Великой Отечественной стало правилом, жизненный пример Рокоссовского это решительным образом опровергает. Раз и навсегда Константин Константинович усвоил нормы поведения, необходимые командиру. Он появлялся в окопах при полных регалиях, словно на параде, внушая бойцам чувство спокойствия и уверенности в победе над врагом. Не терпел он и рисовки, фальши, стремления выслужиться за счет солдата.
Маршал, которого не сломили застенки Лубянки и тупое усердие ее костоломов, своим поведением старался показать: при всех, даже самых сложных обстоятельствах нужно оставаться не «винтиком» системы, а человеком.
Николай ЮРЛОВ
ДУБЫНИН Петр Романович,