Музейный комплекс Виктора Астафьева всегда притягивает к себе благодарных читателей
В древнем среднеазиатском городе, претендующем на лавры ровесника Рима, в один из знойных дней, когда листва не выдерживала жары и по-осеннему осыпалась, я решил провести выходной в каменной прохладе областной публичной библиотеки. Там-то впервые и наткнулся на журнальный вариант повествования в рассказах «Царь-рыба», выходивший в «Нашем современнике».
Раздумья возле камня
Думал ли я тогда, что писатель Виктор Астафьев станет для молодого «курилки» чем-то вроде ушлого кадровика, разъезжающего по городам и весям, чтобы завербовать людей на заработки в Сибирь-матушку? Это он, калач тертый, выполняя волю работодателя, умел так расписать в разговоре ее просторы, что народ валом валил на стройки коммунизма, которым, казалось, несть числа…
От бумажной «Царь-рыбы» веяло матерой основательностью, картины сибирской природы, выписанные то размашисто, то скупыми мазками, возникали перед глазами более чем рельефно: «Кораблик, весело попукивая трубой, бросая кругляшки дыма, уходил на север».
Навсегда врезался в мою память этот астафьевский образ незамысловатого сухогрузного транспорта. Возможно, еще и потому, что вслед за шустрым «корабликом» по волнам жизни я тоже взял курс в Сибирь. Тогда, разумеется, я слабо представлял, что буду когда-то в Овсянке да еще усядусь почти на том же месте, которое на долгие годы станет для Виктора Петровича одним из самых любимых с точки зрения отдохновения.
Через несколько лет «технического» перерыва я вновь у этой порыжевшей скальной породы, которой вполне бы подошло название «философский камень», но уже кто-то по-хозяйски расписался здесь белой краской, выведя крупно имя «Виталик», как будто для всех конкурентов территорию обозначил.
Уж не тот ли самый пацан на крутом для небольшой деревни велосипеде, который лихо вылетел по улице мне навстречу? Сообразив, что в считанное мгновение его успели сфотографировать, он поравнялся со мной и запросил четырехрублевое вознаграждение за эту «несанкционированную» фотосессию. Малый с хитрецой на лице, такой не на сигареты — он, как Чичиков, на будущее дело собирает и откроет его, дай только срок!
Без колебаний заплатил я юному обладателю этой пожизненной астафьевской ренты столь пустяковый взнос: ничего не попишешь, «Овсянка, сэр!»
Овсянка, ставшая ныне мировым топонимом благодаря своему земляку, вновь, как после коллективизации и раскулачивания, переживает отлив одних жителей и прилив других: скупив «сажень улицы в селе», сюда нахлынули люди новой формации.
Укрывшись от «безлошадного» соседа каменным забором, они спят и видят, как бы еще какой-нибудь кусочек урвать, отхватить. Отчего бы этого не сделать, если все продается и покупается, а уж в спальном и экологически чистом районе, что буквально в получасе езды от задымленного мегаполиса, — тем более?
Россия не продается!
Все, да не все! Есть в Овсянке знаковый раритет, что находится на рабочем столе писателя в его собственном доме, ставшем теперь тоже музеем, — бронзовая копия знаменитой чугунной статуи «Россия» скульптора Николая Лаверецкого, подарок для Астафьева от приятеля-ваятеля.
Скульптура женщины-воительницы в кольчуге, со щитом и мечом, которая при государе императоре Николае Александровиче выставлялась в Париже и произвела там настоящий фурор, мне думается, вдохновит на творческие дерзания любого литератора. Писатель, истинный хранитель русского национального самосознания, Астафьев, конечно же, знал глубоко символическую историю, связанную с этим именитым произведением из уездного уральского городка Касли.
Когда на эту работу, дважды удостоенную международного Гран-при, вдруг нашелся покупатель, готовый тут же приобрести статую вместе с выставочным павильоном, наши гордые предки наложили решительное вето: «Россия не продается!» и домой ее увезли. Учиться бы нам у них!
Изба с кедровыми шишками
Уж и не знаю, как там насчет Северного Кавказа (пусть решают старейшины), а доброе дело в своей сибирской жизни красноярский экс-губернатор Александр Хлопонин все-таки совершил.
Музейный комплекс писателя Виктора Астафьева в селе Овсянка, созданный на «личные» сбережения нынешнего полпреда, как гласит русско-английская надпись на вывеске у ворот, — наглядное тому подтверждение.
В гостиной крепкого деревянного дома бабушки писателя, в том самом месте, которое на Руси считалось «почетным», потому как угол смотрел ликами святых, кажется, по-прежнему пахнет рубленым деревом и кедровыми шишками.
Сами стены музейной избы — и впрямь «кирченые», ладно стесаны, как положено, одним топором. Новодел, в точности воссоздающий прежнее жилище семьи Потылицыных, с самоваром и белой скатертью на столе рождает атмосферу пока еще не очень горемычного детства. Сиротское лихо — оно как ветер с Енисея, своим холодом на мальчика Витю еще дыхнет…
А вот и фамильная прялка для сумерничанья, и не хватает только керосиновой лампы, чтобы дать полную волю сказительному творчеству изобретательной бабушки Катерины Петровны.
Николай ЮРЛОВ
Фото автора
Кстати
У великого русского поэта, этого «нашего все», была гениальная няня Арина Родионовна, у большого сибирского писателя Виктора Астафьева — гениальная бабушка Катерина Петровна.