«Углеводородный фактор» — вот что побудило японцев заключить с нами договор о нейтралитете в 1941 году
На Дальнем Востоке в 1941 году доминировала Япония, занимавшая тогда, как известно, Корею и Маньчжурию. Центр промышленного производства, включавший в себя и добычу полезных ископаемых, и гигантские по тем временам производства, был у японцев в этом регионе, а у нас — далеко в европейской части. С точки зрения военной мощи, как морской, так и сухопутной, мы могли исходить лишь из того, что сумеем в случае японской агрессии только продержаться до подхода подкреплений из западной части нашей страны.
«Побег столетия»
У нас распространено мнение о том, что самураев удержали от развязывания войны наши победы на Хасане и Халхин-Голе. Отчасти это так: опьяненные цепью непрерывных военных триумфов, наши соседи впервые познали тогда горечь поражения. Но посмотрим на эти события с позиции Токио. Японскому народу их представили как победу: было сделано множество фотографий, запечатлевших советских военнопленных и трофейные, новейшие на тот момент образцы вооружений. И лишь в секретном докладе императору говорилось о потерях, но опять же цифры были преуменьшены в разы, если не на порядок. Так что в понимании большинства части политиков и общественности страны самурайский меч в конце 1930-х — начале 1940-х годов не был надломлен.
Часть наших историков уверовала, будто бы одним из факторов сдерживания стала невозможность получения японцами надежной разведывательной информации. При более скрупулезном анализе начинаешь понимать: что-то здесь не так. У «островитян» было предостаточно агентуры среди множества эмигрантов старой России в Северо-Восточном Китае, да и технической разведки и возможностей нескольких японских консульств на Сахалине и Камчатке никто не отменял.
Впрочем, был здесь у наших оппонентов «козырный туз» в рукаве: в 1938 году к ним перешел Генрих Люшков, главный чекист на всем Дальнем Востоке!
Японцы окрестили этот инцидент «побегом столетия» — настолько ценную информацию, включая мобилизационные планы и даже радиокоды в этом регионе, предоставил перебежчик.
В конце концов, убедительным доказательством наличия у наших оппонентов военных планов применительно к Советскому Союзу служит указание Генштаба японской армии, датированное 1942 годом: быть готовыми «опередить противника в подготовке к войне и создать положение, позволяющее по своему усмотрению нанести первыми удар в момент, благоприятный для разрешения северной проблемы».
Так что же побудило японцев заключить с нами договор о нейтралитете в 1941 году? Ответ лежит в экономической плоскости. Токио, как и его основной союзник Берлин, испытывал острую нужду в природных ресурсах. Металлов более-менее хватало, а вот с нефтью ситуация была не слишком радужной. Германию еще как-то выручали румынские нефтепромыслы, а у империи Ямато своя нефть закончилась уже к 1920-м годам, на подвластных землях Кореи и Маньчжурии «черного золота» обнаружено на тот момент тоже не было.
Роль основного поставщика стали играть вездесущие и услужливые американские корпорации — именно они поставляли до 80-90 процентов от всех объемов нефти, в которых нуждался Токио. Естественно, японцев эта статистика не радовала. В качестве альтернативы ими рассматривалась поставка нефти из южных территорий, находившихся тогда под властью Голландии и Великобритании. Но поход за ней означал вооруженный конфликт с этими европейскими странами.
Концессионеры на легальных условиях
Мало кому, за исключением небольшого круга специалистов, известно, что вплоть до осени 1944 года в районе небольшого города Охи, что на севере Сахалина, японцы добывали нефть на вполне легальных основаниях.
А именно согласно так называемому коллективному договору «по японской нефтяной концессии на острове Сахалин», заключенному еще в 1925 году. На первый взгляд, это кажется невероятным, ведь иностранные концессии, детища введенной в начале 1920-х В.И. Лениным «новой экономической политики», к началу тридцатых годов были практически полностью ликвидированы.
Очевидно, секрет долгожительства японского предприятия кроется в том, что никто не стремился полностью «перекрыть кислород» нашим соседям. Советское правительство на несколько ходов вперед просчитало все возможные действия японцев. А для последних нефтяная сделка сразу же приобрела особое значение: в состав «Акционерного общества Северо-Сахалинских нефтяных предпринимателей» вошли гранды промышленности этой страны, в том числе известные и по сей день корпорации «Мицуи» и «Мицубиси». Его уставной капитал составил десять миллионов иен, сумма по тем временам просто астрономическая. Главой акционерного общества стал адмирал Сигецуру Накасато, лично подписавший в конце 1925 года в Москве концессионное соглашение с Феликсом Дзержинским. Оно и понятно: сахалинская нефть шла на нужды японского флота.
Стараниями заинтересованных в увеличении своих нефтяных запасов японцев объемы нефтедобычи выросли к середине 1930-х годов до 180 тысяч тонн.
Акционерное общество продолжало существовать, несмотря на военные конфликты. Причина — в особом внимании советского правительства. Например, 5 июля 1938 председатель Совета народных комиссаров СССР В. Молотов подписал имевшее гриф «Совершенно секретно» (снятый лишь в 1990-х, несмотря на отдельные возражения) постановление — тем самым дав «зеленый свет» продолжению работы нефтяной концессии.
Очень занятный документ. Ну, в какой «бумаге» подобного рода, да еще подписанной практически на самом верху, можно найти указание о строительстве яслей, бань и душа? И зачем Совнаркому разбираться, нужна или не нужна японским концессионерам гидрометеостанция? Напомню: к этому дню прошло чуть более года с момента инцидента под Благовещенском, унесшего жизни советских военнослужащих, уже назревали события на Хасане.
Будь на месте И.В. Сталина политик помельче, он обязательно бросился бы «размахивать шашкой» и одним махом закрыл бы все концессии с японцами в отместку за гибель своих солдат и провокации на границе.
Тем более что подобного рода партнерство с японцами таило в себе опасности. Первая — идеологические потери. Концессии — это ведь показатель того, что ты фактически продолжаешь вести признанную неэффективной нэповскую политику. А коль так, значит, все твои заявления о новом курсе, все жертвы в ходе индустриализации — во многом пустой звук.
Останься в советском руководстве правые или левые уклонисты, они бы обязательно припомнили это вождю всех народов. Вторая: работа концессий фактически пропагандировала капиталистический образ жизни. Японцы поставляли на север Сахалина все самое лучшее, что на фоне советской системы снабжения, пытавшейся завозить с материка продукты и товары далеко не всегда высокого качества и первой свежести, выглядело просто фантастикой. Не зря поэтому рассказы о том, как вольготно жилось советским рабочим, занятым на нефтяной и угольной концессиях, ходили на Сахалине едва ли не до конца восьмидесятых. Да и сейчас некоторые жители северной части острова сравнивают тогдашний Северный Сахалин с Сингапуром.
Третий момент. Концессии предоставляли японцам прекрасную возможность для сбора данных о внутренней жизни Советского Союза, да и о военном строительстве. Конечно, НКВД этим вопросом занимался, о чем свидетельствуют аресты среди японских работников этого совместного предприятия, но сколько разведчиков все же продолжило свою работу, не знает никто.
На вес золота
Особое значение для японцев нефтяная концессия приобрела в начале 1940-х годов: тогда стало ясно, что после создания оси Рим — Берлин — Токио война с Соединенными Штатами неизбежна, и, следовательно, поставки американской нефти прекратятся. Это и стало одной из причин, сподвигнувших Токио предложить заключение договора о нейтралитете.
В ходе подготовительных контактов осенью 1940 года глава японской дипломатической миссии говорил наркому иностранных дел В. Молотову: «Если между Японией и СССР будет заключено соглашение, то японское правительство убеждено, что это окажет благоприятное влияние на рыболовный и концессионный вопросы».
Перевод с вычурного дипломатического языка звучит так: «Мы вам договор о нейтралитете, а вы нам — сохранение концессий». И мы пошли на японские условия, хотя политические издержки для Москвы, вызванные подписанием договора с поджигателем войны на Дальнем Востоке, были немалыми.
Понятно, что с началом войны с США сахалинская нефть для японцев стала на вес золота. В этих условиях пойти навстречу неоднократным предложениям Берлина развязать войну против СССР означало бы для Токио экономическое харакири. И лишь в 1944 году, когда стало понятно, что мы справились с гитлеровской Германией, японская нефтяная концессия была ликвидирована.
…Наверно, многие начнут обвинять тогдашнее руководство во главе с И.В. Сталиным в том, что оно, таким образом, сознательно подталкивало Токио к конфликту с Вашингтоном. Однако давно известно, что политика есть искусство возможного, а использование такого мощного рычага влияния, как сахалинская нефть, было в тех условиях не только возможным, но и жизненно необходимым.
Дмитрий МЕЛЬНИКОВ
ДУБЫНИН Петр Романович,